
едшую на перевязку. Видимо, ей делали «пластику лица»: щеки, подбородок и лоб закрывал бандаж, синяки под глазами были надежно упрятаны под огромными солнцезащитными очками. Да, в таком виде в зеркало смотреть не рекомендуется. Слава Богу, это не надолго. В фильме «Без лица» бинты с Траволты сняли в тот же день. Чтобы не смущать женщину, я отвернулся к стене. Взгляд уперся в информационный щит, пестрящий фотографиями послеоперационных бандажей. Нашел я и такой, какой был на женщине. Оказалось, что носить его придется не день, как в кино, а чуть ли не три месяца. Я похолодел. Это что же получается: человек три месяца ходит на работу в сбруе или вовсе запирается дома, чтоб его никто не видел? А как же муж? Вид женщины в бигуди, которым обычно пугают карикатуристы женихов, по сравнению с этим — миленькая ерунда. Но взгляд мой продолжал блуждать по фотографиям, и очень скоро я заметил бандаж, применяемый после липоксации. Кто не знает, объясню, что такое липоксация. Если вы недовольны своими габаритами, нет нужды в диетах, изнуряющих физических упражнениях и сложных операциях. Избыток жира из вас просто «откачают». Мне это показалось заманчивым, и даже то, что бандаж потом придется носить полгода(!), меня не расстроило: все-таки не на лице. Под одеждой коллеги не заметят. А муж стерпит все, деваться ему некуда. Но тут до моих ушей долетел смешок и обрывок фразы, заставивший меня прислушаться. Женщина как раз говорила о перенесенной ею процедуре липоксации. Оказалось, процедура невероятно болезненная. Это вам не ухо проколоть. Но ведь и эффект не тот. Слушаю дальше. Полгода, как и положено, женщина героически носила бандаж, мучилась от синяков, спала только в одной позе. Монахи, носящие вериги или власяницу, наверняка позавидовали бы подобному истязанию. Но мучения счастливой женщины длились не вечно. Через положенные полгода она сняла-таки бандаж, и… снова начала набирать жир. Естественно, ведь ни питание ее, ни образ жизни не изменился. Но вот только образовываться жир стал не везде, как раньше, а комками. Бедра счастливой покрылись кратерами, как поверхность луны. Доктора, не мешкая, предложили новую процедуру: заполнить кратеры гелем и таким образом выровнять поверхность. Женщина согласилась. Сколько процедур ей еще придется перенести — неизвестно, но она улыбалась и рассказывала свою историю в высшей степени оптимистично. Я позавидовал силе и здоровью ее духа, который базируется уже не в таком «здоровом», благодаря липоксации, теле. Вот у ее соседки дух был с надломом. Она делала операцию по увеличению груди. Операция прошла успешно, но через некоторое время женщина заметила, что левая грудь стала несколько больше правой. Хирурги не растерялись, и ввели дополнительный имплантант в правую грудь. После второй операции заметно уступала уже левая грудь. Находчивые врачи предложили еще чуть увеличить отстающую. Женщина впервые задумалась. Вырисовывалась пугающая перспектива бесконечных, но тщетных попыток уравнять чаши (не весов). Никто добровольно не хочет становиться Майклом Джексоном. Пусть эта жертва пластики, порушившая себе весь иммунитет, пребывает в своей барокамере — нам это ни к чему. Но одно я себе уяснил: Майкл Джексон — не единичный случай. Пластика затягивает. И не только в том случае, когда неудачи предыдущей операции пытаются скрыть последующей. Но и в случае успеха. Если тебе сделали новый красивый нос, почему бы не завести еще и новый красивый разрез глаз? Сидевшая неподалеку женщина могла бы иллюстрировать собой оба случая. Она пришла «делать ножки» (что это такое — толком не знаю; поскольку я подслушивал, у меня не было возможности уточнить). Женщина сидела как раз напротив той, на которой были очки и бандаж, и доставала ее. Она спрашивала, что именно ей делали, сколько это стоит, и пыталась всячески заглянуть за темные стекла очков, объясняя любопытство тем, что она тоже намерена вскорости «сделать глазки». Затравленная обладательница нового лица закрывалась руками и отворачивалась. На какое-то время внимание всех присутствующих было отвлечено вновь прибывшей женщиной. Было ей лет 60-70. Она никогда не делала пластических операций, и пришла узнать у врача, не поздно ли начать? Она вошла в кабинет лишь на несколько минут, после чего сразу ушла. Ее случай не стали долго обсуждать. Но женщине, решившей «сделать ножки», хотелось общения, а дама в очках на контакт уже не шла. Пришлось повернуться к другой женщине, у которой на носу был лепесток гипса. Новая собеседница была сразу запугана, что нос ей неминуемо испортят. В подтв
ерждении был предъявлен собственный нос, который когда-то был «такой остренький, такой тоненький», а после операции стал «широкий такой». Коварный врач, якобы не предупредил ее, что укорочение носа приведет к его оптическому утолщению. Новая жертва стала отчаянно отбиваться: с ее носом все в порядке! Вот только дети, играя, сдвинули гипсик, и теперь она боится, как бы носик не искривился. И еще, когда она чихает, то из носа вылетают швы. Мне стало холодно. Я живо представил себе невесту Франкенштейна, всю в шрамах. Нет, это было уже слишком. Я в последний раз на миг отразился в зеркале — несовершенный и испуганный — и бросился наутек.
В переулке я нагнал женщину 60-70 лет, которая спрашивала у врача разрешения на пластику. Женщина как раз входила в церковь. Видимо врач посоветовал ей подумать о душе. Ведь смотри — не смотри, важно то, что внутри. Вы меня понимаете, я, конечно, имею в виду не силикон.
Если вы хотите стать одним из наших авторов, присылайте свои статьи по адресу:
![]() |
![]() |